Search This Blog

Dec 21, 2013

Приключения компетентностного подхода в России

Не знаю, как и когда занесло в Россию идеи компетентностного подхода. Но здесь он пустил корни, расцвел, и как это часто бывает, уже мало похож на своего зарубежного кузена. Понятие возникло в 1970-х в обучении профессиям с легко изолируемыми друг от друга умениями, например в подготовке пилотов, или в обучении вождению автомобиля. Сама по себе деятельность может быть сложной, но она должна быть легко разделяемой на этапы или элементы, которым можно обучать отдельно. Взлет, посадка, потеря высоты. Подход оказался эффективным, и как случается со всеми хорошими идеями, его попытались перенести на другие сферы образования.

Здесь возникли трудности, потому что многие виды профессиональной деятельности синкретичны; их невозможно разложить на составляющие так, чтобы можно было обучать каждой составляющей отдельно. Например, педагог должен уметь планировать урок в контексте целой темы. И он должен уметь измерять, в каких точках находятся его дети в освоении предмета. Но проблема в том, что этим двум умениям нельзя научить раздельно. Они имеют смысл только в тесном переплетении друг с другом. Это раздельные умения только в очень абстрактном смысле. Кроме того, если начать выделять компетенции в сложных профессиях, то им несть числа. Например, учитель должен уметь модулировать свой голос, чтобы не бухтеть как робот. Так ведь? Так, но если разложить его деятельность до такого уровня, то получаются тысячи компетенций, которые невозможно отследить.

То же самое с исследователем. Он должен уметь понимать научную литературу и использовать это понимание для выработки своих идей. Но откуда мы можем узнать, понимает ли он литературу, если он не применяет это знание? И что если он генерирует идеи без достаточного знания литературы? В результате подмены понятий, мы выдает абстрактные аспекты одной сложной деятельности за раздельные компетенции. Это не так плохо выглядит на бумаге, но совершенно бесполезно, когда мы начинаем реально обучать.

В результате – как на Западе, так и в России, возник разрыв между программами и реальностью. Преподаватели сплошь и рядом пишут программы и аннотации дисциплин, соревнуясь друг с другом в изяществе формулируя умные «компетенции», «образовательные результаты», и т.п., а потом напрочь забывают их в самом процессе преподавания. Все тихо ненавидят эту скучнейшую работу, но и не позволяют друг другу от нее отлынивать. Я это называю “the compliance disease” – когда само подчинение внешним требованиям становится неким искусством, и некоторые овладели им в совершенстве для того, чтобы поднять свои статус в организации. Ну, такая форма символического насилия.

В западных образовательных сообществах осознание проблемы совершилось довольно давно, а в Российских – даже самых продвинутых – этого пока не произошло. Надо сказать, что самые мощные западные университеты всегда успешно сопротивлялись компетентностному подходу. Гарвардские и Оксфордские профессора, особенно в arts and sciences всегда с подозрением относились к попыткам навязать им лишнее бумаготворчество. Или эта задача перекладывалась на подмастерьев. Если вы поищите на Гугле «program competencies», то выйдет список университетов второго и третьего ранга, или государственных бюрократических органов. Подход прижился или в тех областях, где он имеет смысл – например, в подготовке инженеров, медсестер, или в тех, которые слабы политически, например, в подготовке учителей. Но и там происходит переход от детальных, конкретных компетенций к самым общим, которые скорее являются инструментами анализа конечного результата, чем инструментами построения программ. См., например, новые английские стандарты для учителей, или американские стандарты для директоров школ.

В России – наоборот, политически слабая профессура не смогла устоять, и бюрократы развернули бешеное производство бесполезных стандартов. Причем никто ведь не интересуется, какой реальный результат от их внедрения. Например, даже в медицинском образовании (один из пионеров компетентностного подхода) его эффективность никак не доказана.

Кто-то же вложил в уста Путину непутевую идею о написании сотен профессиональных стандартов, и это когда большинство профессий претерпевают стремительные изменения, целые профессии отмирают и возникают новые. Мол, легче будет оценивать эффективность всех этих профессий, и легче к ним готовить. Ну, хорошо, какая-то контора освоит большие государственные средства, изведет всю страну новыми отчетами, а производительность труда в России не только не возрастет, но и скорее упадет.

Есть еще одна, независимая от первой проблема с компетенциями. В области теоретических знаний они предполагаю наличие канона, потому что надо ведь точно перечислить, какие теории человек должен знать, и какие книги прочесть. Но современное знание так не оперирует, уже достаточно давно. Не только сама идея теоретического канона была дискредитирована постмодернистскими мыслителями как абсурдная, но и прагматически она просто больше не работает. Кто-то из антропологов читает Бронислава Малиновского и Маргарет Мид, а кто-то Карла Поланьи и Маршалла Салинса. В Американской вузовской традиции господствует именно прагматический подход – от студентов требуют несколько обязательных курса по специальности, а остальное – широкий выбор из курсов в разных категориях. Никого не шокирует, что они будут имеет одинаковые дипломы и знать пре этом – разные вещи. Ведь суть-то образования – в опыте работы в насыщенной интеллектуальной среде, а вовсе не в усвоении точного перечня компетенций.

Dec 15, 2013

Idioms

Suddenly, I miss American idioms. When we lived in the States, most Russian we knew also spoke English, so it was easy to mix in an English phrase just when you needed it. Here in Moscow, even those Russians who speak English fairly well do not know the idioms. And of course, most idioms are untranslatable (even though some direct translations are making their way into Russian. For example, you can say “he is not happy about that,” and people will understand. It is an idiom, by the way, if you think about it). Some idiomatic expressions I need do have some equivalent in Russian, but finding those takes much more time than retrieving simple words. And joke on a time delay bombs. “To bomb” is an idiom, a good one, but useless in Russian. “To fail” does not do it.  
We need idioms because they convey a different kind of meanings, more compact, more holistic, somehow richer than plain language. For example, last week I was trying to say that so-and-so’s heart is in the right place. Well, how do you say it? That she is morally sound, even though by implication of my saying this, I may disagree with whatever she is doing? Akgh, it does not work! OK, as an exercise, try to translate into non-idiomatic, plain language these:
·        It is neither here , nor there
·        This is a moot point
·        Beating the dead horse
·        A turf war
·        Laying the foundation for something
·        Picking the low-hanging fruit
·        Bullshit
·        When shit hits the fan
·        The hind-side vision
A rich and moving idiomatic layer is a sure sign of a living language. Alas, the version of English the non-English speaking Europeans speak does not seem to belong to this category. They still manage to crack a joke, but not the idiomatic kind. The Brits and the Americans, although they tend to use different sets of idioms, seem to know each other’s languages as well, perhaps because of the extensive Hollywood-UK film industry ties. I am not so sure about other living Englishes of the world. I love the BBC-4 comedy show, and understand most of the jokes (bar some obscure political and cultural references), but this is about as far as I am willing to travel.
To my delight, I’ve been learning a lot of newer Russian slang and some new Russian idioms. Well, I also had to learn a lot of Russian bureaucratic lingo, which is no more beautiful than the ugly American bureaucratic lingo. The idioms make little sense when translated, but I will do it anyway, just for the heck of it:
·        Let’s put flies apart from the meatballs (separate one kind of an issue from another kind): Мухи отдельно, а котлеты-отдельно
·        To demolish someone’s brains (To change completely the way someone is thinking): Снести мозги
·        To divide the glade (To divide the spheres of interest): Поделить поляну
I do try once in a while, to translate an American idiom into Russian, but they just don’t take. The language has its own rules and reasons. An expression has to wake up its speakers’ imagination, it has to be seen as especially powerful, economical, and, well, expressive. 

Dec 9, 2013

Снежный инстинкт


Ну, наконец-то в Москве настоящий белый снег, с хрустом. У северных людей, это всегда праздник; он будит в нас определенные инстинкты, и переводит наши души и тела в зимний режим. Например, появляется та особая походка для потенциально скользких поверхностей, которой южане не имеют, за что и расплачиваются в наших краях ушибленными копчиками.

Запах снега тоже совершенно особый, тонкий и в то же время очень сильный, проникающий. Или хруст снега под ногами – и звук и вибрация от ноги в живот. Вот такой хруст, разный для теплого мокрого снега и для сухого холодного. Он для нас приятен и грустен.

Или же возьмем зимний ветер, который под некоторым определенным углом создает полную иллюзию безвоздушного пространства, делая невозможным вдох. Северные люди, а вернее их тела, помнят, что нужно просто повернуть слегка голову и все будет в порядке. Южане думают, что пришла смерть.

А она не пришла, наоборот, северный человек идет, щурясь от настырных снежинок, стремящихся к глазам, и думает о тепле и чае. Он мысленно оценивает качества своей куртки, шапки или сапог, и если все работает как надо, то и он несколько гордится собой. А если что-то не работает, то какая-то часть его мозга строит планы о том, как утеплиться.

Цвет земли и неба, подвергнуты вдруг радикальному упрощению, и это как-то освобождает. Цвет отменяется, и мир переходит в ностальгическое состояние старого советского телевизора, с его заставкой-мишенью и потом семнадцатью мгновениями весны.

Вот что делает первый настоящий белый снег, и все это знают, но стесняются рассказать.