Немецкая болезнь

Предполагаю, что мы этим заразились от немцев давным-давно, получив ее вместе с великой немецкой философией. Знаете, как вместе с чудесным домом от бабушки вы наследуете еще и мышей. Впрочем, историки идей меня наверное поправят. Возможно, это еврейская болезнь и мы ее подхватили от не менее великой традиции интерпретации Торы. Но это и не важно. Пусть будет немецкая болезнь для простоты.

Это стремление все время определять понятия, и делать тонкие различия между ними. Англичане говорят «hair splitting», то есть расщепление волоса повдоль. Как будто сам язык несет в себе какую-то колоссальную скрытую правду. Ну, например, есть компетенции и умения, и различие между ними почему-то должно иметь серьезное различие. Есть умения и навыки, и вроде это разные вещи, ведь для чего-то же в языке есть два разных слова. Бахтин писал, что вот есть правда и есть истина, и они различаются, и в этом различии кроется большой смысл. А не просто два синонима. Как будто, как это виделось Платону, где-то там есть чистые сущности, идеи, и все конкретные вещи – это только слабые отблески бессмертных идей, то есть все-таки слов естественного языка. Вот есть воспитание и есть обучение, и толи воспитание есть частный случай обучения, то ли наоборот (Лернер против Лийметса, если кто помнит… Никто? Ну и слава Богу). А ничего, что абсолютно нет никакого способа объективно установить, кто прав в этом споре?

Или вот еще вариант немецкой болезни: в слове «человек» есть корень, означающий лицо, и следовательно в понятии человека важно то, что у него есть лицо. А ничего, что в остальных европейских языках «человек» никак не связан с лицом, просто man или hombre или homme или там людина или хора? Но нет, немецкая болезнь игнорирует тот факт, что языки используют какие-то разные, совершенно случайные корни для сходных смыслов. И вообще-то ожидать от языка каких-то особых откровений по поводу глубоких смыслов довольно нелепо. Потому что язык никто не изобретает, он просто случается. Множественность языков вроде должна нас излечить от немецкой болезни вмиг. Но нет.

С психологической точки зрения, немецкая болезнь нам помогает справиться со страхом непонимания. Вот не понимаем мы ничего про то, как решить практическую проблему. Ну давайте определим понятия – вот это будем называть «модуль» а это будем называть «блок» а это называть «дисциплиной». И вроде легче всем стало, ведь развели понятия по своим углам, и больше не будем путаться. Не продвинулись ни на шаг к решению проблемы, но сердце успокоилось и вроде чувствуем себя такими умными. Дали же определения, из которых ясно, что вот это совершенно НОВОЕ понимание, а не старое. То есть время потратили не зря. И если вы не понимаете разницу, обращайтесь, и мы вам объясним.

Есть еще и борьба за влияние – как же без нее. Если все будут использовать МОЕ понятие, которое я ввел и определил, то конечно и меня будут упоминать и цитировать. А это приятно. Я же первым ввел в оборот и определил это самое понятие. Поэтому при каждом использовании будут немного мне кланяться. И цитировать, что приятно. А если вы употребляете другое какое схожее понятие, то вы его употребляете НЕПРАВИЛЬНО, потому что есть правильное. А кто его сделал правильным? Да бросьте, я же и сделал. Развел, различил, определил.

Лекарство от немецкой болезни простое: в контексте этого разговора или текста я буду называть вещи так-то и так-то. Понятно это? И за пределами нашего разговора или текста я не претендую на вечность. Называйте как хотите, лишь бы понятно было.