2015 без истерики

В нашей великой стране какое-то огромное количество истеричных мужчин со всех уголков необъятного политического спектра. Например, некто Александр Собянин кликушествует о начале мировой войны в течение ближайших трех лет. Ну ладно, это Русская Весна, чего еще от них ожидать. Но вот Слава Рабинович на InfoResist тоже пугает нас невнятной угрозой, исходящей от власти, причем в самых резких тонах.

Откровение Иоанна Богослова было всегда нашей любимой книгой. И в Западной цивилизации апокалиптических фантазий всегда хватало, от Заката Европы до Почтальона. Но у нас это дело с размахом. Упал рубль – и чуть ли не конец света на конце кривой. И совершенно ведь понятно, что все это заговор против России, и что раз они посмели не повысить цены на нефть, то, безусловно, думают о ядерном против нас ударе. Нам объявили абсолютно ожидаемые санкции за неприличное поведение – значит, подлые, хотят нашей полной смерти и даже еще хуже.

Все это основано на том, что философы называют slippery slope argument – аргумент скользкого склона. Если кто боится Путина, то думают, что после аннексии Крыма и наступлении на НКО он способен на все, вплоть до нового Гулага. Если кто боится, наоборот, Запада, то думают, что санкции – это только самое начало, и что гады хотят нас уничтожить. На самом же деле все совсем не так. Путин достаточно предсказуем, несмотря на любовь к эффектным шагам. Он найдет пути к компромиссу с Западом, как всегда это делал до сих пор. Повыпендривается еще немного для усиления своей позиции, и найдет. США и Европейский союз тоже достаточно предсказуемы, и совершенно не ставят своей целью расчленения или уничтожения России. И никогда такой цели не ставили, потому что она совершенно абсурдна. Какое-то серьезное ослабление России не только невозможно, но и создает в Европе колоссальный риск, что никому не выгодно. Напоминаю, что после Второй мировой бывшего соперника с колоссальной коллективной виной Европа и Штаты просто включили в систему экономического развития и политического сотрудничества. Глобальный капитализм – страшно пугливое создание, и не хочет никаких резких перемен.

Самое верное, что мы знаем о будущем, это то, что говоря статистически, оно, скорее всего, будет похоже на настоящее. Конечно, есть очень небольшая вероятность, что Собянин или Слава Рабинович окажутся правыми, и что мы погрузимся в ту или иную катастрофу. Но заметьте, ни тот, ни другой не бросаются копать атомные убежища или сушить сухари на случай нового Гулага. А ведь если они так уверены в своих мрачных предчувствиях, то так и надо бы поступать, правильно? И вы спросите у любого, кто бьется в истерике – поменял ли он свою собственную жизнь радикально, или продолжает копить на новую машину? И сразу поймете, что они и сами не верят в то, про что так кричат.

Другой интересный вопрос – если будущее с их точки зрения так неотвратимо, на кой ляд про него писать? Это вопрос ко всем пророкам Апокалипсиса – зачем собственно вы все это пророчите? Если катастрофа предотвратима, то понятно, предупреждаете, чтоб не случилось. Но если так, то какой же вы пророк? Просто предепреждальщик, каких не счесть. А если катастрофа неизбежна, то как вашим слушателям поможет знание о ней? Иоанн Богослов хотя бы советовал о душе подумать, а вам-то зачем?

Риски в образовании

Одна уважаемая контора попросила меня написать на трех страницах ответы на несколько своих вопросов: Есть ли отставание в технологиях, которое грозит российскому образованию и что можно сделать? Надеюсь, они не будут возражать если я опубликую свои ответы, тем более что секретов-то никаких нет. Те, кто работают в образовании, наверняка не согласятся с моими оценками, но и узнают их, поскольку в нашей среде такие точки зрения обсуждаются. 

---

Состояние

Начальное и среднее образование в России нельзя назвать серьезно отстающим от среднего по ОЭСР, во всяком случае, по результатам международных исследований. Мы имеем отставание по инфраструктуре тестирования (недостаточно промежуточных тестов), в оценке труда педагогов, в способности собирать и анализировать данные. С высшим образованием данных недостаточно, но консенсус специалистов в том, что у нас очень велик слой очень слабых вузов, которые не дают почти никакого прироста в знаниях и умениях, но проедают огромные средства. Наши лучшие вузы тоже отстают от ведущих западных, но не настолько серьезно. Имеется достаточно сильный провал в среднем специальном образовании, особенно по сравнению со странами Северной Европы, Германией и азиатскими драконами.

Риски

1. Продолжать догонять. Самый большой риск состоит в том, что мы будем вкладывать средства и усилия в создание современной образовательной системы, тогда как США и Европа перейдут в другое качество образования. Мы не знаем, насколько быстро и в какой форме это произойдет. Но как минимум надо видеть тенденцию «разлива образования» за пределы институтов в пространстве и времени. Возникают новые образовательные экосистемы, в которых сохраняются и старые институты, но и добавляются новые игроки, прежде всего связанные с информационными технологиями. Риск увеличивается, если мы будем отставать в освоени новых образовательных технологий.

2. Денег будет меньше. Снижение эффективности инвестиций в образование является общемировым негативным трендом. Экстенсивное развитие образования выливается в массовизацию высшего образования «сверху» и расширение дошкольного образования «снизу». Если использовать традиционные модели образования, на это просто не хватит денег, учитывая, что стоимость растет быстрее инфляции. Для России этот риск особенно серьезен, в связи с очень ригидной формой государственного финансирования (бесплатные бюджетные мести или платные, и ничего посередине). В сочетании с бюджетным дефицитом, это приведет к острому финансовому кризису высшего образования в ближайшие годы.

3. Ракеты будут падать. Неспособность подготовить специалистов для высоко-технологических отраслей. Этот риск совершенно очевиден, и не связан с технологическим отставанием в узком смысле этого слова. Скорее, он связан с разрушением инфраструктуры среднего технического образования, кадровым голодом в среднем профессиональном образовании, и с недостатком инвестиций в эту сферу.

4. Богатые будут богаче, а бедные – беднее. Классовое расслоение в обществе может увеличиваться, а может и снижаться в обществе в результате образования. В России происходит первое, и это может постепенно привести к геттоизации, то есть созданию поселений с низкими доходами и очень плохими школами, часто в сочетании с национальными или расовыми признаками. Именно так произошло в США в 60-70 годы 20 века. Такую ситуацию будет крайне сложно переломить и исправить, особенно в сфере образования. Но она не является неизбежной и была предотвращена в ряде стран Европы. Этот риск не связан с технологическим отставанием, но с отставанием в социальной политике и городском планировании.

5. Каждый будет слушать свое радио. Риск связан с неспособностью образования снизить уровень внутри-гражданского конфликта. Российское общество переживает процесс увеличения внутренней сложности; растет политическое, религиозное, культурное многообразие, а в некоторых случаях и противостояния. Общее образование может стать площадкой, предотвращающей взаимную изоляцию различных политический и этнокультурных групп. А может «рассыпаться» вдоль культурно-политических границ и стать, наоборот, катализатором конфликта. Опыт других стран показывает, что систематическое приучение детей к диалогу, воспитание терпимости могут оказать благотворное влияние на поддержание гражданского мира в стране.

Возможности для России и меры по минимизации рисков

1. Прежде всего, технологии, связанные с возможными прорывными для образования способами использования компьютерных технологий. Здесь нельзя сделать различия между самостоятельным развитием и использованием уже готовых технологий. Я возражаю против самой постановки вопроса. Дело в том, что такие технологии, как, например, learning analytics, нельзя просто купить. Know-how по их разработке и использованию является неотъемлемой частью самой технологии. Использование и есть разработка.

• a. Learning analytics
• b. Инновационные экосистемы в образовании 
• c. Large-scale test development
• d. Интерактивный контент

2. Асимметричные ходы. У нас есть некоторые заделы, которые мы, как всегда, совершенно не умеем довести до ума, а тем более масштабировать и коммерциализировать. Я предлагаю создать небольшой инвестиционный фонд, который бы вкладывал в разработку пакетов образовательных услуг под строгим условием перевода на современный язык и с особым вниманием к механизмам масштабирования.

• Практики из нескольких традиций российского воспитания совпадают по смыслу с теорией 21 Century Skills – то есть способность к креативному мышлению, к сотрудничеству, к коммуникации. 
• Теория Решения Изобретательских Задач
• Развивающее обучение Давыдова-Эльконина
• Оргдеятельностные игры

Влияние западных санкций

Уже введенные против России санкции стран Запада пока никак не влияют на отставание Росси в образовании. Единственное, мы возможно наблюдаем некоторую осторожность среди приглашаемых к нам зарубежных специалистов.

Теоретически, возможны новые санкции, ограничивающие университетское сотрудничество, или же общественный бойкот России со стороны университетской общественности Запада. И то и другое считаю крайне маловероятным. Опыт Израиля также показывает крайнюю неэффективность бойкотов.

Пути минимизации ущерба от санкций с моей точки зрения лежат через устранение причин возникновения санкций. А именно, нам нужно прекратить поддержку сепаратистов на Украине и негласно урегулировать крымскую проблему за счет долгосрочных преференций Украине по поставкам газа.

Никаких выгод российском образованию от санкций я не вижу. Никакого «импортозамещения» в образовании нет и быть не может. По определению, образование тесно связано с открытостью общества. Образование – самая глобальная из всех индустрий, и любая самоизоляция вредна. Учиться у Запада и другого развитого мира нужно, если они друзья, и тем более, если они враги.

The blight of dual use

Every university generates a fair amount of paperwork. Among other things, paperwork is essential for curriculum quality control. These are standards, program and course proposals, catalog descriptions, web pages, then syllabi, rubrics, scoring guides, assignment instructions, etc. One particular problem comes from those documents intended for dual use. Most notably, course syllabi are subjected to this particular blight. In theory, syllabi are written for students, and should contain only information relevant to them, in the language that is the easiest for them to understand. In reality, all sorts of overseeing and accrediting bodies also would like to take a look at syllabi to understand what is being taught. To make their jobs easier, such bodies apply certain pressure on instructors to include a little more information relevant to them. For example, list not only course objectives, but also mark them with standards. This way, an accreditor can just check course syllabi against the list of standards, without reading the actual thing. Accreditors in general like to transfer most of control on those being controlled. It makes the accrediting visit go a little faster. Then university lawyers come along and ask everyone to include on their syllabi standard statements on students with disability. A provost will ask to put in a little blurb on plagiarism. And then - add some information on how the course grade is calculated. A department chair or dean, frustrated with poorly taught courses will try to make sure something very basic is present in all syllabi, to make teaching a little more fool-proof.

The results of all these manipulations not only make the document larger and therefore less usable; that would only be a half-problem. The real problem is that students will immediately detect that the document is not written for them, and lose interest in using it. Only a minority of students read syllabi before the course, I believe. The rest rely on what instructor is saying in class, or on reminders, or on course calendar. Only a small minority of professors are stubborn enough to produce two versions of the syllabus – one for students and one for accountability. Most will stop at producing only the latter. In every university, the power rests with academic bureaucrats, not with students?, and increasingly – not with instructors. Bureaucrats will find a way of shaping all documentation into formats that are useful to them, to their particular limited function. Very few have enough vision and experience to see that the pressure actually damages the use of university’s documentation. What was invented to make things transparent and user-friendly, ends up adding more fog and in the end alienating both students and instructors from learning. Pretty soon people forget what the original intent of any document is, and learn to produce correct but meaningless text, sole purpose of which is to keep oneself out of trouble.

This is how an organization undermines itself by doing everything right, and makes itself worse off by trying to make itself better. One solution is to treat business writing as any kind of writing. It should have a specific audience and clear purpose. And we should try to refrain from the dual use of documentation.

More generally, we should learn to control bureaucracy in universities. One obvious way to do this is faculty governance. Alas, I have seen many a faculty who become the most zealous bureaucrats once they join a curriculum committee or any other such body. What to do about that, I do not know. It is perhaps in the human nature to focus on the correctness of a process and lose sight of its purpose. So, all university offices should have an inscription on their walls: “Why are we doing this, again?”