Testing people-knowledge

One of the most difficult things about adjusting to a new large and complex organization is learning who is who. Fundamentally, it is a task of building predictive models for each key person – how would she or he behave in such and such situation. One small subset of it is who can you trust. Once I had a colleague, who lied all the time. You could not trust anything she said – about anything. It is an extreme case, but it still took me a couple of months to figure that out. It is not something people put on their resumes, and you do need evidence. Another person would sabotage any project – not out of ill will, but because he so terribly ineffective and disorganized. To find that out, you need at least one failed project; as evidence. Some people are just awesome at everything they do – not many, but they do exist. I am definitely not one of them, alas. Those are the most valuable and the scarcest asset of any organization, and you can ask them to do anything – up to the point when they are overwhelmed and can do no more.

However, usually it is a lot more complicated: most people are good at something, and bad at something else. Placing them in right combinations into the right tasks – THAT is an art form. Let us call it the managerial casting. To do it, we need those mental predictive models. What will happen if we ask so-and-so-do this-and-that with such-and-such? Figuring all this stuff out takes many months, even years. And even then people are unpredictable, they get tired, get cranky, but they sometimes learn and get better at certain things. They quit drinking, find God, resign to their fate – who knows.

But I am interested in the people-learning process. What are those people-models, cognitively speaking? How do they form? How much information is needed to build one? Can it be helped? We definitely get better at this game with experience, because we recognize – oh, this person is just like someone I knew before. We assemble a cast of characters, which serves as a map for all future colleagues and acquaintances. It is quicker that way, but also vulnerable to errors, for two people may have a similar set of traits, but expressed to various degrees, and the mix can be very different.

Can we test how accurate are those models? I am thinking of a study where a manager is asked to predict how his or her colleagues will behave in certain situations. And then we can either actually check in real life (by putting people in such situations), or, easier and cheaper – administer a self-reporting survey to the people. That would be a decent test of leadership abilities; easy to do, hard to fake. I also wonder how I would score, for I have been wrong about people quite a few times. But I have not seen anyone who was very good at it either. It is an empirical question – is there some variance?

Or perhaps we can measure the size and the richness of one’s mental library of characters? I am not sure how, but perhaps by giving someone some vignettes and asking if they knew someone like that, and put those imaginary people in new situations? It could be a test without the follow-up with real colleagues, cheaper still.

Are there any adventurous researchers out there in need for a new project? I will help. Or perhaps such a test does exist already? –let me know.

Незакат Европы

Веллер и Латынина на разные лады говорят о нашествии мигрантов, о слабости Европы, о ее само-подрыве изнутри. В случае Веллера, «Кучка гомосексуалистов и наркоманов с асоциальными взглядами и творческими наклонностями сформулировали этику и эстетику контркультуры». В случае Латыниной, это "европейские леваки" и брюссельские бюрократы, которые ослабили Европу до того, что исламисты не успокоятся, пока не сделают «Нотр-Дам Мечетью Парижской Богоматери, пока француженки не наденут паранджу, пока в Сорбонне вместо ядерной физики не станут преподавать Коран». Обоих трудно назвать либералами, скорее наооборот, это оппозиционные консерваторы. Латынина не верит во всеобщее избирательное право, Веллер же хочет защищать традиционные ценности Европы от ее самой. Но оба блога опубликованы на Эхе Москвы, а не на сайте первого канала, поэтому мне просто обидно что порядочные, умные люди несут такой вздор и что к ним прислушиваются.

Так вот, несмотря на трогательную заботу русских писателей, великий европейский проект живет и процветает, и никакого конца или даже ослабления Европы нет в помине. Сирийские беженцы, многие из которых - хорошо образованные средний класс, через некоторое время начнут приносить пользу экономике Европы. Переварить их не представляет никакого труда. Что-то в этом роде говорит Ангела Меркель, и она, как водится, права. Эти люди бегут от исламистов не потому, что хотят воссоздать халифат в Европе, а потому что хотят от всего этого уехать. Как этого не видят Веллер и Латынина, я просто не могу понять. Или они не знают лично ни одного сирийца. Или они не видят универсальное отторжение терроризма абсолютным большинством европейских мусульман.

Проект мультикультурализма не только не провалился, но набирает силу. Собственно, терроризм сильнее в Европе, чем в Штатах, потому что европейцы несколько отстают в своих интеграционных усилиях, потому что мультикультурализм еще слаб. В долгосрочной перспективе, общества гостеприимства и толерантности намного прочнее монокультурных и закрытых. Отказ от христианства как монопольного способа организации публичного пространства – это как раз и есть начало пути в будущее, свободное от религиозной вражды. Русские консерваторы вроде наших двух героев испытывают ностальгию по Европе прошлого, которая никогда не существовала. Но почему-то им слабо представить себе Европу будущего. Просто всерьез обратите внимание на то, куда континент движется, какие цели он ставит перед собой, что написано в европейских программах и других документах. Признайте, наконец, что Европа выбрала европейские ценности не от скудоумия, а потому что большинство населения их разделяет. И потому что европейские ценности – это путь вперед, а не назад.

Если бы это была настоящая война, то потери американцев и европейцев совершенно ничтожны, и не входят никакое сравнение с цифрами, предположим, второй мировой. В их распоряжении – объединенные вооруженные сила НАТО, с которыми не может даже близко встать ни одна армия в мире, включая российскую. Уж извините за тривиальность такого наблюдения. Абсолютно никакой угрозы халифата в Европе нет, и быть не может, потому что противостояние – между маленьким радикальным движением третьего мира и объединенными державами первого мира. Ни у кого не может возникнуть подозрения, что правоохранительные органы, например Франции не в силах противостоять ничтожной кучке террористов с их жалкими самодельными бомбани и старыми калашниковыми. Нет ведь? Или этого не видно? Если видно, то кончайте пугать народ. Тем более чужими проблемами.

Виртуальный хомут и экономика образования будущего

Давайте наденем на детей виртуальные хомуты: чтобы пользоваться тем, чего они хотят от интернета, они должны периодически сдавать на нем же тесты. Чтобы участвовать в социальных сетях, играх, смотреть фильмы, посылать смски друзьям, и прочая – будь добр, каждый месяц продлевай свои права, демонстрируя прогресс в фактическом усвоении знаний и умений. Можешь даже сам выбрать каких – из длинного списка. Когда простые закончатся, надо все более трудные проходить. Или учись, или обратно в каменный век на месяц (ладно, не будем жестокими, на неделю). А в школу можешь и не ходить, если не хочешь. Нам ведь нужны не школы, а образованность населения.

И вот почему:

Образованцы всегда – и правильно – ратуют за увеличение расходов на образование. Но в этой постоянной борьбе мы часто забываем, что расходы эти не могут расти бесконечно. Ни одна страна мира не может себе позволить тратить на образование более 8-9 процентов ВВП (хотя РФ пока тратит около 5). Но спрос на образование и стоимость на одного учащегося - оба растут быстрее инфляции, и почти во всех странах – быстрее, чем ВВП. У этой тенденции нехороший и неясный конец.

Труд в образовании делится на две большие группы: (1) труд самих учащихся, и (2) труд педагогов и управленцев. Производительность труда учащихся невозможно радикально повысить, потому что отдача от него прямо пропорциональна затраченным усилиям. Учение без труда – вредная старая фантазия то ли Руссо, то ли всегда была. Ни разделение труда, ни использование машин здесь не помогут: человек изменяет себя сам за счет своих усилий.

Труд педагогов и управленцев в принципе можно сделать более производительным, хотя и тут есть очень серьезные пределы. Самый основной связан с тем, что образование – это, в хорошем смысле, паразит на теле человеческих отношений. Мы пока не в состоянии создать мотивацию учения для всех детей, не основанную на отношениях (хотя всегда было и есть незначительное меньшинство, не нуждающееся в конкретном учителе, или воспринимающее весь мир как своего учителя). Как выяснилось, массовое образование – не про информацию, и даже знания и умения, а про отношения. Так вот, есть жестко биологически заданные пределы числа учащихся, с которыми педагог может иметь аутентичные отношения.

Образование есть управляемое учение, то есть некоторое отделение того, что нужно знать и уметь, от того, что можно знать и уметь. Без содержания образования (curriculum), не важно как определенного, понятие образования теряет всякий смысл. Но в новых условиях надо просто по факту выделить из интернета то, что является содержанием образования, и добавить к нему мощную систему оценки знаний и умений мелкого калибра. Этой частью интернета дети могут пользоваться всегда и свободно. А вот развлекающей и социальной частью – только при определенных условиях.

Это просто попытка отвязать образование от самой дорогой ее части – личных отношений с педагогом. И привязать его к совершенно бесплатным отношениям со сверстниками и с миром массовой культуры, особенно игровой.

The Collaborationist's Dilemma

While quite a bit has been written about democracy and education, little is known about education in a contemporary autocratic society. Let me consider the “collaborationist's dilemma”:  Despite its recent autocratic tendencies, the Russian government carries out a significant agenda of educational modernization. If we, the liberal university types, help out, this will strengthen the ruling clique’s grip on power, because the government can show its modernization credentials. If we do not collaborate, the country’s educational system may deteriorate and the worst kinds of policies are more likely to be adopted. If we’re not there, the nationalistic and simply incompetent people will fill the void.

A similar dilemma exists in democratic societies, where one may choose to collaborate with an authority without necessarily sharing its ideology. This happens often when a party you do not support wins an electoral cycle. Locally, such authorities can be quite autocratic. Many of those working in education, faced with the dilemma while considering collaboration with a local or federal department of education. Some academics and government staff may not share all of their reformist agenda, but are ready to be a part of the process. The reasoning is very similar – if we do not help out, worse things can happen.

There should be a threshold criterion, a difference between autocratic and criminal regimes; and it may be OK to collaborate with the former, but not with the latter. I don’t know what exactly that is, but in my view, the Russian political regime is not criminal. It is autocratic and many parts of it are corrupt, but it does not seem to be criminal in a sense of Nazi or early Soviet regimes.

There may also be a difference between a technocratic collaboration and an ideological one. One may offer selective assistance, working on positive modernization agenda, while withholding assistance on ideological political tasks. Many people around me seem to be doing exactly that, to the extent possible.

Most importantly, hybrid regimes retain a possibility of peaceful transition to democracy. They are more like huge political machines a-la Richard J. Daley’s, than like the North Korean totalitarian state. The level of modernization (wealth, education, urbanization) does - in the long run - correlates positively with the likelihood of a democratic transition. Therefore in the long run, the collaborationist dilemma is not much of a dilemma: working for modernization is working for democracy. The Chinese leaders may have gotten it exactly right – first modernization, then democratization. If you reverse the order in an underdeveloped country, democracy is very likely to fail. There are exceptions, of course, but the probability of such a development is high. In fact, the failure of the first wave of Russian democracy in the 1990-s is a typical example. It did not happen in Eastern Europe, because of the wise policy of EU expansion. Russia was too big for EU to swallow, and too fragile to maintain a democratic form of government.

What works well in the long run is not always in the short run. The time horizon of a single human life makes it difficult to collaborate with an undemocratic regime, even though rationally one may believe it is the best choice. However, in education we always deal with longer perspective, much longer than one political elections cycle, and quite often, longer than a single life span. So, I guess those of us who work in education, have a little more leeway in collaborationist dilemma.